В глазах его стояли слезы, и теперь он ничуть их не скрывал. Это страшно, когда плачут мужчины – от обиды, от горечи, от невозможности что-то изменить. Надо думать, тяжело ему жить - как растению, с корнем вырванному из привычной почвы.
Впрочем, теперь это меня не слишком волновало. Хотя злить Ингольва не стоило, лучше попытаться договориться по-хорошему.
- Пожалуйста, отвезите Валериана в безопасное место, - тихо попросила я, не отводя взгляда.
Остальным ничего не оставалось, кроме как расступиться, открывая арену событий.
- Мирра! – рявкнул Ингольв, выходя из себя. Пахло от него колкой злостью лимонной травы, напоминающим бензин чайным деревом обиды и кислой клюквой смущения.
Я невольно приостановилась, увлеченная разыгравшейся сценой. Провожатая моя оглянулась, нахмурила выщипанные бровки, но тоже замерла в шаге впереди.