У входа обнаружилась живописная группа, напоминающая своеобразный бутерброд. Альг-исса в темных воинских одеждах – как кусочек ржаного хлеба, дальше виднелась красно-рыжая макушка незнакомой хель – словно ломтик помидора, а завершала натюрморт пожилая особа в шубе нежно-зеленого оттенка, напоминающей листик салата.
Переступив через порог, Сольвейг будто споткнулась. Неловко сделала книксен, замерла, комкая фартук.
И в этом молчаливом единении мы наблюдали, как заметались огоньки в окнах, вспыхнул электрический свет...
Понукаемый мной Петтер устроился на заднем сиденье и застыл в скованной позе, явно не зная, как себя вести.
В коридоре витали запахи чего-то горелого и сбежавшего молока, которые так навязчиво лезли в нос, что я скривилась, остро жалея, что нельзя отключать обоняние по желанию.
- Ладно уж, летите, голубки! – согласился Галлин, туша сапогом окурок, и с душераздирающим скрипом запер за нами дверь.