— И сколько вы уже здесь? — спросила она.
— Он опять собирается это проделать, так ведь? — спросил я.
В затхлом, дурно пахнущем воздухе явственно читалось присутствие смерти, и я попытался не думать о том, что это могло значить. Ступени свернули за угол, и, спустившись еще на один пролет, я пробрался в длинный низкий подвал. Кажется, он намного больше бетонной коробки наверху, словно бомбоубежище построили на более старом фундаменте. Дальний конец подземелья терялся во мраке. Над верстаком болталась еще одна голая лампочка, своим тусклым сиянием выхватывающая ошеломительное разнообразие каких-то форм и теней.
Бреннер не торопился с ответом. Он оперся задом о стол и сложил руки на груди.
Еще несколько минут мы оба молчали. Потом я обратил внимание, что Маккензи почесывает шею.
— Сейчас, сейчас, — ответил я, роясь в буфете. — А у вас не найдется аспирина? Что-то голова начала побаливать.