Константин вспомнил лицо Великого Канцлера – Иосифа Джугашвили, человека, который никогда не колебался. Как странно и загадочно–схожи оказались связаны судьбы людей в разных мирах… Великий администратор, слуга Империи в одном мире и её правитель, умный и жестокий диктатор в другом. Как бы он поступил, какое решение счел бы наиболее соответствующим моменту?
Отправив восвояси командира разведывательного батальона, Зимников пригладил коротко стриженые волосы металлической кистью. Другой рукой достал стилос и рассеянно набросал на клочке бумаги силуэт, похожий на танк с очень плоской блинообразной башней и без пушки. Медики рекомендовали постоянно упражнять мелкую моторику, это облегчало взаимодействие плоти и протезов. Поэтому у Петра Захаровича вошло в привычку делать между делом быстрые наброски всевозможных вещей, обычно техники – лица и вообще люди не поддавались его скудным художественным способностям.
— Извольте сесть, — генерал вежливо указал на стул, позаимствованный то ли из музея, то ли из какого‑то театра, впрочем, как и вся остальная мебель во временной ставке командующего.
— Посмотри, как красиво, как гармонично все продумано и организовано, — заметил старший. – Шесть пехотных батальонов, три роты тяжелого оружия – крупнокалиберные пулеметы, миномёты, безоткатки. Рота «шагоходов», рота управления, взвод связи, хозяйственная рота, авторота, гаубичная батарея, две пушечные батареи, зенитно–ракетная батарея, батарея противотанковых орудий, зенитные «Мангусты», два бронебатальона, даже медицина в составе двух санитарных рот и медсанбата облегченного типа.
Так случается – человек готовится к экзамену, зубрит параграфы, занимается самопроверкой и более–менее уверен в своих силах. Но приходит урочный час, и с самого начала все валится из рук, все идёт неправильно. Меняются экзаменационные вопросы, заболевает старый знакомый преподаватель, и его место занимает злобная мегера. Накрепко выученные знания испаряются, как капля воды на раскаленной сковороде. И вот уже не остается ничего, кроме липкого, удушающего страха и желания, чтобы все это наконец закончилось. Как угодно, пусть даже двойкой, но – закончилось.
— Марш к аппарату! Все записывайте, что скажут. Я сейчас пришлю кого‑нибудь, — Юдин повернулся к Поволоцкому. – Александр Борисович?