Отец Афанасий, тяжело и трубно дыша, повалился рядом с ракетным расчетом.
— Да, — прошептал он в ответ. – Я живой.
Алеманнеры, как называли французских и немецких беженцев из оккупированной Европы, наконец, достигли границы тренировочного поля. Стрельба прекратилась, пехота потянулась обратно, едва волоча ноги.
— Вряд ли наш Вождь что‑то вам «обещал$1 — немедленно отозвался командующий, и Томасу вновь понадобилось немалое усилие, чтобы выдержать точный и выверенный удар. – Как мне представляется, вам скорее были гарантированы некие преференции за возможные будущие заслуги. Опять же, как и многим другим.
Впрочем, экстатическое переживание длилось от силы несколько мгновений, а после уступило место деловитой решительности. «Черные» были великолепны, но они угрожали упорядоченному ходу вещей в дивизии, и это следовало так или иначе прекратить. Томас с видом праздной небрежности облокотился на стол, сделав незаметный жест.
Штабной автобус трясся и подпрыгивал на ухабах, Томас, машинально закусив губу, взирал на карту, прижатую к столу пластинчатыми зажимами. Внешне он сохранял полную невозмутимость, но внутри нобиль светился от радости, как Эсгарт в День Отца Астера.