Император задумался. На световом табло под потолком, перед его глазами, но вне поля визографической камеры запрыгали оранжевые цифры. Слова офицера вновь разбудили все сомнения, тлевшие в душе самодержца, поскольку адъютант говорил сущую правду. Правильное напутствие может принести победу в сражении. Но оно же обернется дополнительным позором, если битва будет проиграна. Очередное действие, совершаемое в отчаянном рывке без оглядки на риск, с неистовой верой в победу.
Он щелкнул выключателем, в тренировочном зале, переоборудованном из складской каморки, вспыхнул свет.
— «Козинов и партнеры»? – с ходу понял Поволоцкий. – Да, понял. Поставками занимается один из сыновей, он сейчас тоже ездит по передовой, собирает рекламации. Предприятие большое, вполне надёжное, в чем затруднения?
Константин сделал длинную паузу, всматриваясь в зеленую лампочку на камере. Речь была заготовлена заранее пресс–службой и тщательно отшлифована специалистами массовой психологии. Но в этот момент император неожиданно почувствовал, что любое заранее подготовленное слово покажется неискренним, плоским. Ему предстояло благословить людей, идущих на верную гибель, и старый прожженный политик, циник, искушённый в человеческих слабостях впервые в жизни ощутил сомнение в пользе тщательно выверенного и выученного слова. Константин подумал о том, что такая речь есть оскорбление подвига тех, кто сейчас готовился к прорыву через смертоносный огонь Евгеники. И он решился — импульсивно, внезапно, понимая с холодной отчетливостью, что творит легенду. Или губит страну.
— Поддерживаю, — сказал канцлер, всматриваясь в карту.
— Замените блоки, — бросил капитан, уже собранный и спокойно обозревающий происходящее. — И, в любом случае, держим курс и скорость. Вольф, извольте нанести на карту последние оперативные данные, и ради всех богов, возьмите заточенный карандаш. Поднимите приказ «Следовать прежним курсом, отставших не ждать». Людей к орудиям. Аварийные партии в готовность.