— Отнюдь, — не согласился Иван. – По сути – год. Настоящая мобилизация началась прошлой весной, а до этого… — он замялся. Напоминать императору о том, что время с августа пятьдесят девятого и до весны шестидесятого во многом растратилось напрасно, было бы не очень вежливо. Поэтому Терентьев сделал вид, что отвлекся на питье. – Строился фундамент.
Пришелец из чужого мира, Иван Терентьев, многое знал, в том числе и общую историю его Мировой Войны. Иногда Константин чувствовал почти суеверный страх, сравнивая течение той войны с нынешней. Внезапное вторжение пятьдесят девятого почти полностью повторило сорок первый год – тотальный разгром, под которым, однако, таился несомненный успех – сам факт того, что Россия устояла. Далее случилось то, что попаданец называл «головокружением от успехов$1 — попытка реванша, которая закончилась так же, как и контрудары сорок второго — новыми разгромами, вновь поставившими Империю на грань поражения. Сейчас, весной шестьдесят первого, один лишь взгляд искушённого человека на крупномасштабную карту заставлял вспомнить сорок третий и Курскую дугу. Только больше похожую на греческую букву «омега», сдвинутую далеко на запад, охватывающую Варшавский район, густо опутанный сетью автодорог и железнодорожных путей.
Не рискуя поднимать голову, Терентьев осторожно повернул её на голос. На носилках слева от него лежал немец, явный белобрысый немец с орлиным профилем, в черной форме под белым халатом. Между ним и Иваном протянулась резиновая трубка с огромным шприцом посередине. Молодой санитар, сидя на маленьком складном табурете, сосредоточенно нажимал на поршень, вводя Терентьеву немецкую кровь.
Координатор закрыл лицо руками, массируя мимические мышцы, стянутые спазмом усталости. Вызвал из памяти портрет русского императора. Лидер Евгеники прекрасно понимал, что абсолютной власти не бывает. Любой государственный деятель только выразитель воли своего сословия, класса, группы, спаянной едиными интересами и намерениями. Константин – всего лишь человек, представитель низшей расы, к тому же почти на двадцать лет старше вождя. Слаб, стар, косен.
— Ваше величество, — повторил адъютант твердо и решительно. – Скажите, Вы уверены, что нужно делать это именно сейчас?