С тридцатиметровой высоты зрелище конвоя был прекрасно. Уродливо, страшно, угрожающе, и все же прекрасно, как любое грандиозное предприятие, требующее слаженной работы — без преувеличения — миллионов людей. Десятки крупных транспортов вытянулись в три длиннейшие колонны, идущие ровными линиями до самого горизонта. Более мелкие корабли сновали вокруг, как рыбы–лоцманы вокруг акул, охраняя, сопровождая, готовясь защищать и прикрывать.
Предупреждающе зазвенели сирены, под самым потолком загорелся транспарант со значком химической угрозы. Чуткое ухо Томаса уловило новое гудение, которое вплелось в обычный шумовой фон.
Технологические извращения и немыслимые страдания операторов должны были окупиться – мезостат обозревал фактически все поле боя с помощью мощной оптики (конечно, в зависимости от облачности), но главное – мог проводить сверхдальнюю радиолокационную разведку. «Демоны» потеряли преимущество внезапности. Если они шли на привычной высоте, то оказывались под пристальным взором «дальногляда». Опускаясь ниже – рисковали попасть под удар имперской ПВО, да и на фоне земли опытные операторы выделяли характерные цели.
Теперь Поволоцкий решил сделать ещё один круг по подшефным объектам, проверить, не забыли ли чего. Точнее, то, что многое забыто, не сделано и упущено — можно было не сомневаться. Но отследить самое–самое главное и насущное – сам бог велел. Потом уже не успеть. А то, что это «потом» стремительно приближается, уже мало кто сомневался.
Поволоцкий вцепился в бороду, он явно говорил о наболевшем.
На втором оборонительном рубеже, превратившемся теперь в передовую, было жарко, даже душно. Раздражал вездесущий запах горелой синтетики и дыма. Зимников подумал, что теперь он может различать подбитую имперскую и вражескую технику по запаху сгоревшего топлива.