– Спать-то он где будет? В хлеву? – спросила Анатолия.
Она зарылась лицом в ладони, тяжело вздохнула. Не умерла.
– С сегодняшнего дня я буду есть хлеб, который испекла ты, – сообщила Хаддум и, не дожидаясь ответа, захлопнула дверь. – Большего от меня не проси! – вперила она палец в горшок с благовониями. Горшок благоразумно смолчал.
– Какого ребенка? – оторвался от телеграммы привратник.
– А толку? Все равно сделает по-своему. Еще и обидится, что тебе на нее нажаловалась!
Зима приходила в январе. Долго кружила морозным ветром над истомленными ожиданием домами, а потом, за одну враз притихшую ночь, накрывала их рыхлой пеленой. Проснулся с утра – а за окном словно стертый резинкой мир. Только там и сям, уцелевшими карандашными набросками, виднеется кусочек деревянного забора или сбившаяся после проехавшей телеги одинокая дорожная колея.