— Спасибо, я ничего не буду заказывать, — сказал он. — Рамадан.
— Герочка… Герочка… Как ты живёшь? — захлёбывалась Таня.
— Я три года у вас на цепи. Откуда я знаю, где документы?
— Ты считай, что убитый — это как бы кто дембельнулся, но без тела. Незачем его жалеть. Пожалеть можно его мать, но она далеко. Вот боксёр Мохаммед Али говорит: на ринге порхай как бабочка и жаль как змея. И на войне так же: будь чуткий как белка и бесчувственный как носорог. Понял?
— Вот ведь какие вы все молодые‑горячие! — по‑стариковски посмеялся Свиягин, хотя с большей охотой влепил бы этому амбалу пулю в лобешник.
Герману понравилось, как уверенно Марина внедряется в его неловкое существование — словно доктор явился и вылечил. Германа волновало вызывающее бабство Марины, когда она в одних трусах стирала на кухне бельё, или когда садилась на унитаз, не закрывая двери туалета, или когда со смехом нагло и без спроса залезала к нему в ванну, расплёскивая воду на пол.