Примирение состоялось. И с этого же момента начался новый этап в жизни Ювелирного Дома Сотникова…
Антон Сташис в очередной, наверное, уже сотый раз посмотрел на часы: без четверти восемь. Если вести шестилетнего Степку в садик, а десятилетнюю дочку Василису – в школу, то нужно выходить из дома через пять минут, иначе он на работу опоздает. Почему Эли до сих пор нет? Ведь она должна приходить к семи утра, и все годы, что няня работает у него, она ни разу не опоздала. Эльвира живет за городом, выезжает очень рано, сама за рулем, и по свободным рассветным дорогам ни в какие пробки не попадает. Можно же было за столько лет научиться рассчитывать время от дома за городом до дома Антона! Может, что-то случилось?
Она отправилась к Игорю Николаевичу Панкрашину в офис. Не собиралась ни на чем настаивать, не хотела ничего требовать. Ей нужно было только одно: чтобы ей рассказали, какой выросла ее дочка, какой она стала, что она любит, что читает, как учится, какой у нее характер. И еще фотографии девочки. Или видео. Больше ничего.
«Наверное, опять о Колосенцеве вспомнил», – сочувственно подумал Антон.
– Ты не пугайся, – говорил он, когда Геннадий записывал маршрут. – Там первый же гараж имеет номер шесть, потом идет двадцать четвертый, потом первый. Тебе нужен бокс номер восемьдесят семь.
Телефонный звонок Карины Горбатовской оторвал Алексея Юрьевича Сотникова от нового эскиза, над которым они с женой Людмилой увлеченно трудились уже несколько часов. В изделие Сотников собирался вложить послание о том, что вера и надежда имеют огромную силу, но не для всех, а только для тех, кто умеет быть милосердным. Без милосердия не работают ни вера, ни надежда. Традиционно веру, надежду и милосердие обозначали сложным символом, состоящим из креста, якоря и сердца, но Сотников не любил кресты. Почему – он и сам не знал. И якоря он тоже не жаловал. Слишком прямолинейно получалось… Однако были варианты: наряду с крестом веру символизирует образ чаши, а надежду, помимо якоря и корабля, можно выразить при помощи образов ворона и цветка. Для милосердия же существовал целый арсенал выразительных средств – пламя, дети, плод или пеликан. Конечно, дети – это совсем не то, что допустимо в ювелирном изделии, но вот языки пламени могли бы оказаться весьма приемлемыми. Людмила пробовала сочетания разных символов, но результат их обоих пока не устраивал.