Илья Ефимович отлично помнил, как заколотилось у него сердце в тот самый первый раз, когда он увидел Курмышова с новой любовницей. Он и раньше видел Лёню с другими женщинами, но всегда одного взгляда хватало, чтобы определить: это на неделю, максимум – на две, Лёнька просто никак перебеситься не может, бегает от надвигающейся старости, как черт от ладана, вот и стремится задрать как можно больше юбок, встречающихся на пути. Противно, но не смертельно, и на отношениях с Кариной никак не сказывается. А с этой женщиной все было иначе. И сама она была другой, не такой, каких обычно Лёня «снимал». И Курмышов рядом с ней был совершенно другим. В каждом взгляде, которым они обменивались, в каждом жесте, которым прикасались друг к другу, даже в том, как они сидели за столом, сблизив головы, сквозили не похоть и быстро вспыхнувший и легко проходящий интерес, а настоящее чувство, глубокое, безрассудное, не поддающееся ни описанию, ни определению, ни объяснению.