— Надо, — отозвался Ищейка. Горст сомневался, понял ли кто иной в комнате, их небольшой обмен фразами. Он не был уверен до конца, что со своим знанием северного наречия понял и сам.
Кальдер соскочил с седла — в кольчуге пришлось как следует поднапрячься, при этом пытаясь представить всё так, словно он просто задеревенел от трудной скачки.
Синяя кожа натянулась, когда под неё скользнула сталь, краска отшелушивалась, как потрескавшаяся на солнце земля, шевельнулись волоски на лице, на широких глазных белках проступили красные прожилки вен. Она стиснула зубы проталкивая, проталкивая, проталкивая кинжал всё глубже, цветные узоры озарили черноту сомкнутых век. Из головы никак не уходила проклятая музыка. Музыка, которую наигрывали скрипачи. Наигрывали до сих пор, всё быстрей и быстрей. Трубочка шелухи, которую ей дали, как и обещали, притупила боль, но насчёт сна её обманули. Она свернулась по другому, замоталась в одеяла. Как будто бы можно было перекатиться и оставить отданный смерти день на другой стороне кровати.
Доу с отсутствующим видом почесал шрам, где раньше находилось его ухо.
Челенгорм продолжал бубнить, словно не в силах вынести тишины.