Она хлопнула по панели, приказывая машине остановиться у обочины. Бег огоньков замедлился; скорость вытекала из каплеобразного пластикового автомобиля, и только сейчас Даша осознала, какой она была, эта бешеная скорость.
Визитер приподнял одну бровь: на лице его было сомнение, адресованное, впрочем, не Александре. На несколько секунд оба — эксперт Тамилова и ее гость — застыли, не доведя до конца начатого движения, глядя друг на друга стеклянными глазами; хорошо, что в этот момент в комнате, кроме них, никого не было. Впрочем, и наблюдатель, случись он поблизости, сразу же понял бы, что оба всего лишь разговаривают с Пандемом.
— А у меня что, несамостоятельные мозги?!
Они ударили по рукам. Качнулся понтон, завизжали девчонки. Кто-то дудел в трубу; Лил протиснулась сквозь стенку загорелых потных спин, разводя бицепсы Ларсовых приятелей, будто ветки деревьев. Глаза ее были какие-то неправильные.
— …Да, это мое сокровенное право, — говорил, приветливо глядя с экрана, интеллигентный парень лет двадцати. — Я не понимаю, с какой радости мне смотреть это скучное кино еще шестьдесят лет… Это в лучшем случае! А то и семьдесят! Черт, мне не надо никакой эвтаназии, я хочу спокойно полетать с крыши! Никто не отвечает за меня, я совершеннолетний, какого черта эта тварь мною помыкает?!
«Знаешь, какое оптимальное отношение человека и смерти? Человеку приятно знать, что смерть есть, но к нему и его близким она отношения не имеет. В мире без смерти человеку скучно. В мире, где смерть вездесуща, человеку страшно».