А пока думай, как живым добраться к Красноводску через солончаки Кёлькора.
— Миколка где? — спросил Никита, соскочив с телеги и набрасывая вожжи на столбик забора.
Через три дня снялись с места и двинулись на северо-восток. Конные пастухи погнали верблюдов и овец, следом двинулся караван. Одногорбые верблюды тащили повозки с огромными скрипучими колёсами. Коней здесь в телегу не запрягают, аргамак — существо благородное. Никита ехал на арбе вместе со стариками и женщинами. Через некоторое время, освоив несложное искусство, подменил старого Курбандурды, пересев на место возницы. На стоянках колол ветки саксаула, собирал кизяк и даже пытался доить верблюдиц — занятие исконно мужское, поскольку женской руке из тугого вымени молока не извлечь. В общем, старался быть полезным.
Фектя хотела что-то сказать, даже улыбнуться попыталась, но губы задрожали и улыбки не вышло. Вместо того слёзы потекли по враз состарившимся щекам.
Некстати думалось, что это, скорей всего, то самое ружьё, из которого застрелены Нумизмат и его телохранители. Подобные мысли не добавляли энтузиазма, а расспрашивать Никиту Горислав Борисович не решался.
— Ладно, уболтал, — сдался Горислав Борисович. — Только трактора пугаться всё равно незачем. Железо оно и есть железо — мёртвое, без человека никуда не поедет. А мы с тобой, никак, пришли…