— Может быть, он просто остался верен родине и присяге?
— И куда теперь? — спросил Платон, разбирая вожжи.
— Ещё как прикажешь! С лёгкостью. Кто у нас сказал, что бытие определяет сознание? Вот мы и организуем человеческое бытие тем людям, что определяют сознание народа. И определят они это сознание как русское. Николай Васильевич Гоголь — чистокровный хохол, и при этом — великий русский писатель. Русский! Ещё такой писатель, как Шеллер-Михайлов, демократ, между прочим, шестидесятник. Думаю, я с ним ещё познакомлюсь. По национальности — эстонец, но ведь и в голову ему не приходит создавать какую-то там эстонскую литературу. Опять же, Короленко, не помню, как его по батюшке…
— Куда шли, — тихо ответил Горислав Борисович. — Ефимково это. Только год у нас сейчас не тысяча восемьсот шестьдесят третий, а тысяча девятьсот девяносто третий. В том тумане мы с тобой сто тридцать лет отшагали.
— То есть бизнес у Платона Савостина был поставлен хорошо…
— Не надо! — взмолился Горислав Борисович. — Это же не только наши слышат, но и хищники тоже!