О планах на будущее Никита говорил неопределённо. В деревне — куча дел, хотелось бы завести серьёзное хозяйство, купить трактор, земли взять гектаров двести, ферму построить, да и лён сейчас в большой цене. Но и учиться охота, благо что перед Никитой после контрактной службы все вузы открыты, только выбирай.
Прохожий усмехнулся чуть заметно, но от Платонова взгляда ничто не укрылось.
— Вы покупатель, вам и цену предлагать, — уклончиво ответил он.
Так они однажды беседовали, когда за Миколкой прибежала взволнованная Феоктиста.
Вот и торчал в Питере, тоскуя о деревенском доме, который стоит запертый и холодный. Скучал и по младшим Савостиным: по карапузу Миколке, по Шурёнке и Никите. Выучившись грамоте, старшенький букву «м» в имени потерял, на Микитку не отзывался, ворчал: «Себя под микитки бери, а я — Никита».
На коня Никита взлетел молодцом, сказалась десантная выучка, а дальше началось сущее мучение. Степной аргамак — это не смиренный Соколик, на котором случалось кататься охлюпкой, Никита прилагал неимоверные усилия, чтобы удержаться в седле и не отстать от дряхлого Курбандурды, который чувствовал себя так, словно в юрте на подушках сидел. Полчаса скачки, и Никите казалось, что мир напрочь сбился с орбиты, ходит ходуном и не успокоится уже никогда. Хотя, с точки зрения его спутников, это была лёгкая побежка, а уж никак не скачка.