Через две недели появились Никита с Гориславом Борисовичем. На продажу и в этот раз ничего не привезли, просто посидели у Чюдоя, посамоварничали, а наутро собрались домой.
Так во время приёма жильцов в одном из ЖСК и начались у Шурки роды. Хорошо, что в правлении работают сплошь дамы, мигом разобрались, что к чему, вызвали «Скорую» и, вообще, всё спроворили в лучшем виде.
Удивительным образом вчерашний мальчишка, которого здесь все по старой памяти звали Микиткой, оказался взрослее семидесятилетнего Горислава Борисовича. Может быть, оттого, что Гориславу Борисовичу не довелось отслужить по контракту два года в тех местах, которые хроника дня показывает по телевизору.
Митрошка наелся и теперь лежал поперёк лавки, пуская носом молочные пузыри. Наверное, и впрямь, присосавшись к материной груди, он разбил тиски, сжимавшие сердце, потому что, покормив сына, Шурка сумела заплакать. Следом заревела и Фектя. Так их и нашли Платон и Колька, ходившие в соседнюю деревню красить дачникам железную крышу.
— Да как тебе сказать? Пару зубов он сплюнул, а так — не очень.
— Будет и фонарик, и всё остальное, — сказал майор. — Но завтра. А пока оставьте охрану и больше под воду не лезьте. Тут и без вас утопленников хватает.