И я начинаю думать, что объявить его канкой — не такой уж большой грех.
Он брезгливо поджал губы, имея в виду то ли райских умельцев, которых некому было драть, то ли что-то другое, ведомое только ему. Потом лизнул разбитые костяшки пальцев правой руки, скривился и медленно побрел прочь.
Кажется, он сам плохо понимал смысл сказанного.
Вершины, скалы я разбивал о твою голову в схватке!
— Кажется, все прошло хорошо, — шепчет мне на ухо Сокол. — Настоящая царевна в жизни не сделала бы этого! Только низкородная девка, воспитанная в рабском послушании…
— Ладно, — скалится рыбацкий сынок. — Убедил! Остальное давай.