Эмма отодвинула бесполезную грушу. Пальцы ее погрузились в сочную мякоть, и гувернантка брезгливо отдернула руку. Груша была гнилой.
Кухарка еще раз выглянула в окно и вздрогнула: возле изгороди, где минуту назад сидела ворона, теперь стояла Шарлотта Пирс.
– Ты убила его! – вдруг выкрикнула Агнесса. Лицо ее перекосилось от злости. – Ты свела его в могилу!
Шарлотта побледнела. Не владея собой, она двинулась к миссис Эштон, но спокойный голос Эммы Норидж заставил ее остановиться.
– Просить прощения! Мне! У Нормана! Что она вообразила себе?! Нет, это неслыханно! Эдвард Кендел никогда не будет извиняться, даже если неправ! Вот какой у меня принцип!
– Она и в юности была такая же, – осуждающе сказала Абигайль, – бешеная толстуха с морковной шевелюрой. Иной раз даже жаль становится Хэмиша. А потом посмотришь на него и думаешь: да и поделом ему, такому трусу.