А спустя несколько секунд из-за поворота показался его преследователь.
– И напрямую – в страданиях миссис Питипэт.
Портрет был убийственно точен. Молли Питипэт смотрела с него как живая – нелепая, слегка неряшливая. В линии губ читалось упрямство, в глазах горел огонь самопожертвования во славу ближнего
– О, благодарю вас, милая! Я растянула связки пару недель назад, и травма до сих пор дает себя знать.
Если этим вопросом он хотел поставить гувернантку на место, ему это не удалось.
Эмма села за стол. Она думала о маленьком Тимоти Кэдише, и пальцы сами выложили на столе из обрывков письма какую-то фигуру. Жираф или зебра, или, может быть, лошадь…