Затем я покопался в ее рюкзаке, нашел самое сильное обезболивающее и проглотил. Пару минут полежал, предвкушая райское наслаждение. Когда препарат подействовал, я сумел встать на ноги и принялся распаковывать Ника.
— Если и есть какой-то смысл в этих девяти годах, то он таков: все на свете ни черта не стоит. Если что-то дорого тебе, то его скоро не станет. Боль утраты — это наказание за то, что ты что-то ценил.
— Это мой талисман, больше нигде такого не видела! Один приезжий мэн хотел купить, полсотни аспиринов предлагал. А я отказалась — так-то!
— Сядь, Никита, — говорю я и сам усаживаюсь перед экранами. Включаю питание всех систем корабля, экраны оживают многоцветьем огоньков.
— Вряд ли, — сказал Ник. — Их амуниция — ценность покруче, чем мультиморфин! Вряд ли стали бы на простой грабеж размениваться.
— Скажи еще, что зеркало — не бомба! Бери Леру и выходи, потом — я.