Она вздрогнула, обхватила себя за плечи тонкими руками, а на меня посмотрела со страхом и надеждой.
— И как она? — спросил я в тревоге. — Уродина?
Она кивнула, лицо спокойное, но теперь я рассмотрел на нем и налет легкой грусти, дочь императора не может позволить себе выказывать сильные чувства.
Я поперхнулся, готовый выслушивать любые обвинения в кровавом заговоре с целью захвата власти и умерщвления всех несогласных, повернулся к нему, медленно наливаясь белой яростью.
— Хороший принцип, — согласился я. — Значит, ты готов служить мне?
— Скорее да, чем нет. Я должна была усвоить слишком много для ребенка.