— Но позвольте, мы даже не обговорили условия…
— Это он, — Йохан проговорил негромко, но его все услышали. — Тот… тогда… в Царицыне…
Не любит мать Птаха. За то, что дитя младшее с утра до ночи на дворе не найдешь. Обливается ревностью сердце материнское, болит. О чем Федюня не говорит, все одно слышно: Птах да Птах. Как так вышло, что милее матери родной оказался пришлый дед? У нее, знамо, времени нет с малышней возиться, в поле с темна до темна, да по хозяйству, ног не чуя.
— Не знаю… — Ливнев выглядел растерянным. — Мотивы, движущие вами, понятны… Но… Я давал присягу… Первейшая моя цель – блюсти интересы страны, а не тешить собственное любопытство…
— Гм… Ну, написал, — Тирашев перевернул салфетку.
— Виноват-с! — начальник поезда вытянулся в струнку. — Будет исполнено в лучшем виде! Разрешите идти!