— Эвона, — протянул Дураков, — отвоевались…
— Но вы… человек… Насколько я могу судить… Гм, простите…
— Вы люди из реторты?.. — ахнул Ливнев. — Гомункулы?..
— Так еще же не наш! — воспротивился Савка. — Дальше нам…
Трактирщик говорил ласково, но мальчонку вел почему-то в подвал. И ладони у него вдруг стали холодными и липкими. Запахло сыростью и прелью, повеяло холодом. Под каменным сводом покачивался керосиновый фонарь, освещая бочки, кадушки и прочую утварь, сваленную в кучи. Трактирщик остановился перед массивной дубовой дверью, окованной железом и запертой на большой засов.
— А-ага! — воскликнул Кикин. — Я же говорил!