В открытую попенять лихой петербуржской девице его превосходительство не смел – не его юрисдикция. Так, ограничивался недовольным брюзжанием в неопределенный адрес.
Евдокия снова принялась что-то нашептывать. Доктор хмурился.
— Да господь с тобой! Бумага только сверху, на мелкие траты. Есть царской чеканки немного, а так, в основном – камни, алмазы в огранке … Ты поспешай, любезный, вон подходит поезд-то наш…
— Талманский – артист. Ему мало убить вас просто так, он станет грассировать. Попытайтесь поймать его на браваде… Я… — Александр осекся.
— Нам проще убрать вас, — Першинг убрал с рукава невидимую соринку, — позабыв о самом факте вашего существования…— И напрягся, ожидая ответной реакции.
— Опять, дармоед, на кухне терся? Отчего бычок хромает, а? Конюх не доглядел? А что мне конюх? На то ты здесь поставлен, чтобы справу вести! Слушать не желаю! Что хочешь делай, хоть знахарку веди, хоть сам в ярмо впрягайся, но к завтрему утру четыре подводы мне вынь и положь!..