— Во всяком случае, прошу вас не распространяться о нашем разговоре. Спокойной ночи.
— Ой, не погуби! — взвизгнула Миланья, повисла всем телом на руке, — Не погуби-и!..
Когда Евлампий Иванович пришел в себя, то лишился дара речи. В углу, связанная по рукам и ногам, лежала давешняя тварь. Только живехонькая. Узкая грудь ее, прикрытая каким-то тряпьем, вздымалась вверх-вниз.
— Ох, ты! Ох, ты! Расходился, как холодный самовар!.. Вот же бревна-то, гляди!
— Все! Довольно! — запротестовал тот, размахивая руками. — Не желаю более вас слушать! Немедленно снимите меня и отправьте обратно в Петербург!..
— Помельче-то не будет у тебя денежки? — растерялась торговка. — Не наторговала я еще на сдачу-то… Евдокия лишь отмахнулась. Подхватила бумажный кулек с яйцами и растворилась в толпе.