— Может, наплел все Сутока этот? — предположил Вортош.
— …Мне необходимо видеть мистера Юджина Йозефа Першинга старшего.
Пробили склянки. На перроне сгустился разномастный люд, встречающие, отъезжающие, торговки, лотошники. Кренясь, таскали кладь носильщики, двое городовых поволокли за шкирку пойманного воришку. Шипя и отплевываясь паром, прикатил залепленный снежной мукой паровоз, взвизгнул истошно гудком и со стоном остановился. Евдокия шла впереди, не сковывая себя церемониями, время от времени прокладывала дорогу саквояжем. Следом поспевал Савка, принявший ребятенка на руки, семенила нянька. Их брали в клещи трое, брали профессионально, грамотно. Двое двигались наперерез, один подбирался сзади. Дворника в белом фартуке поверх тулупа Евдокия приметила давно. Тот держался на отдалении, словно хвост, и едва Евдокия останавливалась, принимался то отирать рукавицей бляху, то сосредоточенно ковырял метелкой что-то ведомое ему одному. Слева заходил румяный парень в расстегнутом, несмотря на мороз, полушубке и сбитой на затылок шапке, деланый простачок с нацепленной ухмылкой. Этому, скорее всего, отведена роль пристать с каким-нибудь вопросом или затеять ссору. Эти двое – шелупонь, вероятно из местных уголовников. Их дело – отвлечь внимание да заслонить действо от посторонних глаз. Вот неприметный субъект, догонявший сзади, куда серьезнее. Весь какой-то серый, блеклый, скользнешь по такому глазами и тут же забудешь. Гуляет себе, вроде, без спешки, а с каждым шагом все ближе. Бить станет именно он, со спины, чем-то длинным и узким, вроде стилета, что прячет в рукаве. У этого за плечами школы, о которых можно лишь гадать. Был еще и четвертый, респектабельный господин в бобровой шубе, отирающийся поодаль. Этот – наблюдатель. Собственного участия он не планирует, но может вмешаться, коли что-то пойдет не так. Неизвестным убийцам требовалось отдать должное. Евдокия пробыла на вокзале не более часа, но за это время ее успели отыскать снова. Либо и вовсе не упускали из виду. Только на первый взгляд: в толпе, значит у всех на глазах. На самом деле, толпа – наилучшая среда для скрытного нападения. Не чересчур плотная давка, не застывшая недвижно масса, как в церкви, например, на панихиде, а пестрая, живая толчея, где видно только спину спереди да мельтешенье ног, где можно затеряться лишь отступив шаг в сторону.
— Не знаю, — Вортош выглядел смущенным. — Зависит от того, что у вас на уме…
— Бери, не думай, красавица, — блеснул зубами продавец. — Чаек самый, что ни на есть, сухой, чистый! Из самого Нижнего Новгорода везли, последний у китайцев забрали. Теперь уж не скоро будет…
— Прекратите!.. — запротестовал юноша. — Я не стану!..