Меня не волновало, имеют смысл мои слова или нет. Самым главным было удержать ее на линии.
Я прошла уже полкухни, когда меня остановил официальный голос, прозвучавший, словно удар колокола.
Перед тем как двинуться дальше, в основную часть склепа, я постояла, прислушиваясь.
Меня разрывали на части отвращение и удовольствие — все равно что пробовать одновременно уксус и сахар.
Никто из нас не знал, что происходит с Букшоу и с отцом, и никто не хотел быть первым, кто об этом спросит, — тем, кто бросит последний камень, тот самый камень, который навеки разрушит наш хрупкий стеклянный дом.
— Отца? — уточнил он. — Мистера Ридли-Смита? Мистера Ридли-Смита никогда нет дома.