- Ну, с первой кровью! - Поздравил Виктор сам себя. Раньше… или нет, не раньше - позже, по этому поводу проводился целый ритуал. В конце захода быстренько, на скорую руку накрывали стол на капоте машины, разливали по стопочке и, под немудреную закуску, поздравляли стрелка. Сейчас же… свои сто грамм Саблин употребил еще за ужином…
- Слушай, - сказал ему Палыч, доставая откуда то финку, - а тебе их шкуры нужны? Кстати, наш самолет я починил.
- Вставай, - повторил усатый. - Машина скоро уходит!
- В общем, так… - Игорь горько вздохнул, - Ты же знаешь, что Галя заболела? Так вот, Шубин мне дал денег, говорит, “Иди до Маньки, купи курицу, чтобы бульона значит сделать, мне она не продаст”. Ну, я купил, а он мне и говорит: “Ты нахрена, живую купил? Иди ее, теперь сам патрай”. Вот теперь ношусь с ней…
Часа в три пополудни, он понял, что окончательно выдохся. Ноги казались чугунными, каждый шаг отзывался болью в перетруждённых мышцах, а рана на голове пульсировала болью в такт его движениям. Он остановился и затем ничком рухнул в снег, надеясь больше никогда не подниматься. Одно было хорошо, грохот фронта отчетливо приближался. Погода к вечеру начала ухудшаться, низкие свинцовые облака просели почти до земли, не оставляя просветов.
- Это все что у меня осталось от прежней жизни, - грустно сказала она. Эта кукла и платье.