– Вот, Настенька, сие и есть тот удалец, о коем я тебе сказывал, – погладил ладонь супруги Иоанн. – Сражается за дело православное, на раны невзирая, пока в полном изнеможении с поля бранного не унесут. Вот на таких храбрых витязях и стоит в веках незыблемой земля русская.
Пополнившаяся свита двинулась дальше и наконец-то вошла в храм. Иоанн с супругой остановились перед алтарем, свита – позади них. Вся прочая знать, расходясь в стороны и чинясь местами, заполнила церковь. На хорах торжественно зазвучали стихиры, в сопровождении священников к прихожанам вышел митрополит…
Леонтьев сбежал вниз, пересек двор, присел возле капота своей «зубилки». Из-под него, разъедая ледяную корку и собираясь в радужную лужицу, сочились антифриз и масло.
Женя встал, снял с вешалки свою куртку и накинул ей на плечи.
– Так сказываешь, сукно для холопов выбрал? – подошел ближе Софоний, старательно сдерживая одышку. – Ну, давай, показывай. Индийское или аглицкое по нраву пришлось?
– Я же сказал, ничего меж нами не будет, – спокойно ответил Леонтьев. – Для меня на этом свете есть лишь одна женщина. Я ей не изменю. Ни наяву, ни даже в мыслях.