– И вам моя благодарность, братья, – поклонился им в пояс боярский сын. – Век Бога за вас молить буду. И еще спросить хочу: вы не знаете, куда сапоги мои подевались?
Басарга, ошалевший от такой бесстыдной наглости, только рот открыл, не зная, что сказать в ответ.
– Ну вот, мы сего и дождались, – спокойно подвел итог государь. – Князь Петр на тебя жалуется, что ты к дочери его на женскую половину дворца бегаешь. Гневается сильно. Нелюб ты ему чем-то, просто пышет от ненависти. Прямо удивительно, как из прочих бояр тебя выделяет.
– Знаю, – кивнул Воротынский, скидывая шубу на руки подоспевшей дворне. – Эх, под замок бы тебя, в поруб на сие время посадить… Да токмо ты ведь храбростью и прилежанием в ратной службе отметился. Награду себе, а не кару выслужил. Посему на крепость совести твою положусь, а не запоров тюремных. Отдыхай пока свободно. Москву посмотри, родичам письма отошли. Но о наказе моем не забывай! С иноземцами не разговаривай, с незнакомцами будь настороже. Ты о себе еще того не ведаешь, чего рода иные, полагаю, разнюхать успели. Подарков превыше всего нежданных опасайся да угощения дармового. С добротой показной яд измены в души завсегда и заливается.
– А потом? – облизнул моментально пересохшие губы Евгений.
– А-а, вот оно почему… – послушно согласился Басарга, хотя сам особого шевеления вокруг вспомнить не мог.