– На Ленинском, на Ленинском, – утешила его тетка. – До вечера аккурат туда дотрусишь.
Боярин чуть выждал. Ножей в него Басарга метать не стал, из лука тоже не выстрелил. Илья приободрился и вошел в светелку, закрыв за собой дверь.
Москва гуляла и веселилась, готовясь к празднику Крещения, шумела, пела и плясала, радуясь наступившему разговлению, как только могла.
– Уходить велено. Оставить Казань да в лагерь возвращаться. Общего приступа ждать. Но не быть такому, чтобы Воротынский от басурман, ровно пес шелудивый, драпал! – в ярости сжал кулак князь. – Коли взял сию стену и башню, живот свой здесь положу, но ни единого шагу назад не сделаю!
– Ты из какого рода будешь, служивый? – зашевелились бояре.
– Мне думать не положено, меня за это наказывают, – флегматично ответил охранник. – Я обязан выполнять инструкцию.