По приказу князя Воротынского боярского сына Басаргу Леонтьева служивые отнесли к царскому шатру, неподалеку от которого стояла палатка, натянутая монахами Кирилло-Белозерского монастыря. Святые отцы приняли мечущегося в беспамятстве больного и забрали под расшитый крестами белый парусиновый полог…
– Боярский сын Котошикин, княже! – выкрикнул новик. – Щербой родители нарекли!
Потом ревизор опустился на колено, нашарил на полу хомуты и принялся умело стягивать гостям руки за спиной.
Спустя сорок минут Леонтьев, свежевыбритый и пахнущий кремом, в пухлой зимней куртке поверх делового костюма, уже ждал на остановке маршрутку, чтобы без десяти минут девять войти в здание на Зубовской улице, дом два.
Вот черт! Еще можно было бы спать и спать, но по жилам, едкий и злой, как шипучка, мчался адреналин, вызывая отвращение к постели и требуя продолжения драки.
– Сколько угодно. Бродят по клубам целыми табунами, ищут мимолетных увлечений и страшно боятся, что какой-нибудь альфонс запустит руку в их кошелек или прилипнет к их родителям. Такие милые и беззаботные существа, что с ними даже не нужно обмениваться телефонами. Сегодня они твои, завтра и имени не вспомнят.