– Чего ты голосишь, боярин? Матрена Голошеина я, кто же еще? Не признал, что ли, с утра?
Лучше бы он этого не делал! Сразу несколько очерков об этой утраченной святыне сообщили, что обитель была распущена в тысяча семьсот шестьдесят четвертом году. То есть где-то за сто лет до того, как в ней исцелился мичман Косливцев.
– Могу тебя порадовать, дурашка, – сказал напоследок тот. – Дыбы ты избежал…
Вид боярина, похоже, окончательно успокоил привратника. Затвор грохнул, створка с глазком поползла вовнутрь.
– За государя нашего давайте выпьем, други мои! – снова поднял чашу князь Воротынский. – За храбрость его и мудрость не по годам! Милостив Господь к Руси нашей, коли такими правителями одаривает. Любит он нас не в пример схизматикам и еретикам всяким! За Иоанна!
– Не совсем, – обиделся Евгений. – Назначение вполне официальное, я тоже работаю, без моей подписи отчет будет недействителен. Но, в общем… Я и правда не самый опытный из сотрудников. Однако самостоятельные ревизии мне тоже доверяют.