Ну, и, наконец, личное отношение. У кого, скажем, родных репрессировали, тот, понятно, как будет этот период истории воспринимать, и это естественно. А у Краснокаменной, например, своя личная драма…
— Отцы, нынче просто праздник какой-то. Немедленно пишем у Туманяна эту вещь на говорящую бумагу.
— Что поделать, — согласился Виктор, — уж когда прибыл, тогда и прибыл. А до магазина еще далеко?
— Если вы правы в прогнозах, через несколько лет увидите и то и другое. А пока народ устал от трагедий.
— Ваш опыт будущего, говорите. Да, в будущем мы решим эту проблему. Но, Виктор, сейчас «девятнадцать-тридцать восемь». Сейчас мы это не сможем. Я оптимист. Я верю в то, что потом, лет через десять, будет смысл этим заниматься. Но сейчас мы не получим выгоду. И ее не получит ни Германия, ни Франция, ни Россия, никто. Они только будут делать ошибки.
— Ща, блин, мозга вышибу, за пестиком полезешь! Ты понял? Ты понял, чмо?!