Он рассказал ей все, начиная с того момента, как встретился в бане с Борисовичами, с Антипом. Как вместе шли по лесу, пробирались, таясь от московских мечей, как вышли к Белоозеру, как… Ну и про все прочее – про ватагу, про Жукотин, про плен…
– Пусть так… А тебе, вижу, полдюжины воев мало?
– Признала! – эхом откликнулась-повторила толпа.
– О том, Егорий, тебе и знать покуда незачем. Догадывайся сам, а меня – уволь. Как батюшка мой покойный, Чугрей Хлынов, говорил (а он сам от какого-то мудрого человека слышал): многие знания – многие печали.
Никто не ответил. Только чуть шевельнулась дверь… наверное, от ветра. Нет, не от ветра! Вот, скрипнув, распахнулась створка… опять закрылась, точнее, кто-то ее заботливо закрыл. Закрыла… Женщина в темной, до самой земли, накидке!
– А ну, цыть! – прикрикнул на собак неприметный, среднего роста, мужчина, на вид лет пятидесяти, но еще крепкий, с седоватой бородкой и темными глубоко посаженными глазами. – Ну, я Игнат. Вы насчет ночлега? Ярославские гости-купцы?