Они стояли у той самой, ближайшей к постоялому двору Ахмета Татарина церкви, деревянной, с блистающим крестом – тут и встретились. Отрок на постоялый двор шел – рассказать своим о Егоре, а Чугреев – по делам ватажным, собирать имеющихся на примете людишек.
– Так-та-ак, – задумчиво протянул Вожников. – Значит – Митрий… Акима, кузнеца белозерского, сын?
– Вино только пейте тихо. Песен не пойте.
Хохотнув, Иван Борисович сунул руку за пазуху и швырнул Егору маленькую серебряную монетку весом грамма три, с витиеватой надписью.
– Да хватает. Только не из нашей ватаги, все Микифора люди.
– А что я тут, в камышах, что ли, останусь?