– Да! – хитровато прищурился Чугреев. – Бор-то – самого воеводы, Ивана Кузьмича, боярина Вережского! Про то Онисим Морда младой, Никиты Кривоноса дружок, опосля уж поведал.
– Давай тоже ко мне, бей прицельно – выбивай кормщиков.
– А мы пока – в избу. Ты давай тут недолго.
Над городом, над широкой Волгой, плыл малиновый перезвон, радостный народ высыпал на улицы, встречая своих князей. Многие плакали от счастья – князья-то, именно что свои, не какие-нибудь пришлые! Иван Тугой Лук Борисович да Данило Борисович.
Обтянутая рыжеватой кожей кибитка, куда с помощью слуги забрался Егор, внутри выглядела куда презентабельнее, нежели снаружи. На полу – мягкая кошма с небольшими войлочными подушками, бархатная, с золотистым узором, перегородка-занавеска, отбрасывающий неяркие зеленоватые отблески светильник в виде золотой – или, скорее, все же медной, просто тщательно начищенной до золотого блеска – чаши. Распространяя блаженное тепло, мягко мерцала углями жаровня.
– Так ведь у меня и своих стражей полно. Кого-то выгонять надоть.