— Я с тобой, князь, вместе шел до Калки, — сказал тот, у которого был подбит глаз, и добавил ухмыльнувшись: — Только вот назад порознь возвращались.
Мы движемся по Крымскому полуострову на юго-восток. Около пятидесяти тысяч воинов, обоз, стада захваченного у половцев скота. Вся эта масса людей и животных, поднимая клубы пыли, проходит в день не больше тридцати километров. Впереди рыщут несколько сотен легких кавалеристов, в основном половцы, черкесы, аланы, туркмены, киргизы, башкиры, булгары. Они захватывают половецкие стойбища, в которых только старики, женщины, дети и скот. Половцы-мужчины, если их можно назвать мужчинами, удирают от нас. Я командую тысячей в тумене Байдара, двоюродного брата Бату, который был немного моложе и больше походил на истинного монгола. Говорят, зеленовато-синими глазами и хитростью он пошел в деда. Поскольку я не видел Чингисхана, не могу ни подтвердить, ни опровергнуть. К моему отряду добавили сотню русских конных дружинников и четыре сотни башкир. Последние тоже союзники монголов. Слишком мужественно отбивались, поэтому им предложили стать друзьями. Всего на стороне монголов воюет тысяч пятнадцать башкир, но большая часть ушла с корпусом Мунке. Половцы и башкиры ускакали вперед, за добычей, а русские дружинники движутся с основной колонной. Точнее, колонн три. В середине следует обоз, а слева и справа, на расстоянии видимости, — войска.
Я назвал общую сумму. Мы поторговались немного. Я скинул десять процентов, после чего сразу ударили по рукам. В Венеции или Генуе такая галера обошлась бы ему на четверть, а то и треть дороже. Мы договорились, что за ночь я раскую гребцов, а он утром привезет деньги и заберет галеру.