— Речь не об Олеге Фёуке, Бернтсен. Речь о Харри Холе.
— Потому что я следователь. Потому что так организован наш муравейник. Потому что никого нельзя обвинять, если мы не уверены.
— Одно время я думал, что дело в Ирене. Ревность. Или ты узнал, что он ее кому-то продал. Но если он был единственным, кто знал, где она, ты не мог убить его до того, как он назовет тебе это место. Так что дело должно было быть в чем-то другом. В чем-то настолько же сильном, как любовь к женщине. Потому что на самом деле ты никакой не убийца, так ведь?
— Да, но еще я сказал, что родился у дурных людей. Я люблю своего сына. Я бы никогда не отнял жизнь у Густо. Даже наоборот. Я бы проклял Авраама и его Бога.
— Вот как. Все адреса, собранные мной, есть в полученном тобой списке Бельмана.
Бармен бросил быстрый взгляд на купюры. Потом снова поднял глаза на Харри. Снял с полки бутылку «Джима Бима», не отводя от него взгляда.