Он смотрел недоверчиво, но кланялся, а когда ушел, у меня осталось тягостное ощущение неискренности с обеих сторон. Я говорил слишком бодрым голосом эдакого доброго барина, а он посматривает опасливо, и в его глазах читалось: минуй нас больше всех печалей и барский гнев, и барская любовь.
В коридоре уже толпятся рыцари, узнавшие от слуг, что сюзерен вернулся. Я попал в их руки, шлепки по плечам, мы же боевое братство, затем все переместилось за столы. Слуги сменили скатерть вместе с посудой, и началось пиршество, что через пять веков будет называться военным советом, совещанием и уточнением планов.
– Не знаю, – ответил я. – Там во дворе сейчас меряют…
– Раньше вам было бы наплевать, что случится с этим… этими. Они же вам не ровня, кого вам здесь жалеть? Даже ровню не очень-то жалеют… Впрочем, дело ваше, хотя такое поведение выглядит странным. Недостаточно, как мне, уж простите, показалось, просчитанным.
– Есть из-за чего, – ответил он с кроткой улыбкой.
– Выжить нужно было, – пояснил я сердито. – А сейчас передо мной другие задачи. Пограндиознее и… поскучнее. Я бы тоже сейчас предпочел на коне с мечом наголо! Не конь с мечом, а я, конь не такой дурак. Тем более что у меня и конь, и меч, и доспехи… сам знаешь какие. Словом, Асмер, пообещай мне одно: если вдруг ситуация резко изменится, ну там Карл окончательно оставит Зорр в покое, ты приедешь ко мне в Армландию? Договорились? И Ланселота с Бернардом уговоришь. Хорошо бы еще Рудольфа с отцом Совнароллом…