– Ну, – ответил я, – если врага поселить на краю света, то и он станет для нас хорошим. С дальними никогда не ссоримся!
– Да, собачки трудно расстаются с хозяевами, но этого медведя разве можно во дворец?
– А то, – ответил я с удовлетворением, – что в Армландии людские души далеки от христианства. А это значит, что будут множиться адвокаты, договора, а слово чести исчезнет. Я тоже тут посоветовался с Господом, и мы решили…
Стены высокие, добротные, башни квадратные и просторные, расположены через одинаковые промежутки, явно все строилось по одному плану. Ворота еще распахнуты, но движения уже почти нет, скоро закроют на ночь.
Карл сейчас, почти подчинив себе Зорр, ощутил себя вообще величайшим из величайших. Ну, типа Сарданапала, Саргона или Македонского. Или Цезаря. Сравнений с Аттилой или Чингисханом быть не может, тут уж скорее Наполеон: побеждал практически всегда, но не жег, не разорял, в полон не угонял, а как бы даже вводил более просвещенное правление. Дескать, никаких границ, все вольны передвигаться по всей его империи, то есть из королевства в королевство без всяких придорожных грамот и даже без охраны: разбойников стража вешает тут же без суда, чем и отличается всегда крепкая власть от всяких демократий.
– Если Господу будет угодно, сэр Ричард. Все в его руке. А захочет, то и не придет. Соседи у нас известные: Барбаросса, Гиллеберд, Кейдан и король Роджер Найтингейл, у него небольшое королевство вот здесь… ага, вот здесь! Но Армландии повезло, сэр Ричард. Только земли Гиллеберда переходят в наши без всяких границ, если не считать речушку, что в жаркие дни… можете в такой снегопад представить себе жаркие дни?.. пересыхает вовсе… А так Барбаросса за болотами, Кейдан за Хребтом, а Найтингейл – за Орочьим Лесом, что такой же непроходимый, как и Хребет.