Она сердито фыркнула и долго не отвечала, я тоже умолк, так мчались еще два-три часа, пока наконец я не заметил, что ее лошадка уже в мыле, начинает хрипеть, а белки глаз покраснели.
— Тогда эти люди-рыбы, — буркнул Норберт, — покажутся крестьянам не самым страшным в их жизни. Мунтвиг еще та рыба! Всем рыбам рыба.
— Ваши? — спросил Хродульф оскорбленно. — Да моих здесь на стенах вдвое больше!
Румянец разлился шире, алый цвет начал медленно подниматься к скулам.
Я посмотрел на него с насмешкой, насколько позволяют прикованные к стене руки и ноги.
— Ваше высочество, — произнес он, пренебрегая протоколом, — как вы?