Такой женщины, норовистой и покорной, нежной и страстной, ощущавшей все его невысказанные желания и с радостью их выполнявшей, у него никогда не было в жизни.
— Постой, сын мой, — отец Павел извлек небольшую баклажку и вытащил из нее пробку. — Сними пояс, но голыми ладонями не трогай. Через тряпицу снимай. Я его святою водою окроплю.
— «Сонная отрава»?! — негромко вскрикнула Милица, и он посмотрел на нее. Девушка побледнела, уцепившись дрожащими пальцами за расползающиеся в стороны края плаща.
— Ты названия-то благородных тканей откуда ведаешь? — усмехнулся Сартский. — Отродясь, кроме частины и веретищи конопляной, ничего и не видел…
Не прошло и четверти минуты, как резная дверь напротив отворилась, и вошел дородный купец, одетый с восточной пышностью, гладивший ладонью окладистую, крашенную хной бороду, поприветствовал гостя. Вот только поклон его был не подобострастный, как у служки, а достойный, с каким знатный воин может приветствовать только равного себе по статусу.
— Не может быть! — Сартский испуганно замахал руками. — Этого не может быть! Ты же сам говорил, что Пророчества не существует!