— Но всегда при ней находилась голова, которая приспосабливала дело рук для убийства. Почему так происходит?
Ничего уже не изменить, не исправить, не переиграть. Ничего уже не будет по-прежнему. Через неразрывность времен пролегла трещина. Между прошлым и будущим, через настоящее. И каждое новое мгновение вонзается в нее очередным клином. Взломанный улей… пчела в прозрачном узилище… уничтоженный Фрост… Это необратимо, это навсегда.
— Смотрите во все глаза, — шепнул Дилайт, обращаясь к Биссонету и Кратову. — Когда еще вам доведется побывать при дворе живого фараона!
Он испытывал дурацкое ощущение, будто его вытряхнули из собственных штанов.
— Ты, должно быть, всерьез полагал тогда, — прокашлял он, — что старый дед Дитрих восстал с одра, дабы помахать тебе ручкой вслед?
— Признаться, нет. Мы вообще мало задумываемся над деятельностью тектонов. Благоговение перед их мудростью, красивые и страшные легенды недалеких наших предков, переживших настоящее потрясение при первом контакте с разумом Галактики… В их именах, на мой взгляд, есть некоторый привкус отчужденности.