Она опустилась в огонь, превратившись в нечто крохотное, как бабочка из пламени, я всматривался в бешено пляшущие оранжевые языки и вроде бы угадывал ее лицо и очертания фигуры то в одном месте, то в другом, но тут же убеждался, что либо она всегда там, либо мне мерещится.
— Добавить почти нечего, — произнесла она грустно, — мы заняты только выживанием, потому растеряли все знания, все умения… и вообще все-все. У нас только два пути: либо продолжать вымирать медленно, как мы делаем, либо открыться людям и умереть быстро… если нет другого пути.
Я видел, как от небрежного удара лапы один вообще вылетел, кувыркнувшись, из ямы, другой ударился о стену и сполз по ней вниз уже без чувств. Мой меч прорубил мышцы груди и рассек какие-то важные жилы, зверь с ревом завалился на бок.
Я стиснул челюсти, в голове с грохотом застучали молоты. Гонец поклонился, отступил на пару шагов и застыл, прикинувшись тряпочкой, на которую никто не должен обращать внимание, дабы не отвлекаться от высоких государственных мыслей.
— Введи… Нет, пусть сам войдет. Он теперь человек благородных кровей.
— Ой, как вкусно!.. Как это приготовлено? Неужели в этих пирогах ничего, кроме мяса, сыра и соуса?