— Особы, — поправила она, — но она королева, конт…
— Не знаю, — ответил я откровенно, — но он добрый, к вечеру перестанет дуться…
— Под эгидой церкви, — объяснил я. — Эгида — это… нет, тогда лучше не эгидой, а дланью. За раменами церкви и под дланью. Конечно, придется принять некоторые правила, но это так, внешние признаки, а внутри будете наслаждаться полнейшей свободой! Ведь внутренняя свобода — самое высшее завоевание просвещенного общества, не так ли?
От встречного ветра я спрятался в пышную гриву арбогастра, в голове стучат государственные заботы, в том числе мысли, что сейчас в мой глубокий карман текут широкой рекой налоги из Сен-Мари, Турнедо, Варт Генца и Скарляндии, так что ответственность на моих плечах все тяжелеет, нужно распоряжаться разумно и даже мудро, а я не уверен, что не наломаю дров, так как взял, как мне кажется, слишком уж бодрый темп, как на стометровку, а здесь должен быть марафон.
Боудеррия выхватила оба меча и пошла рядом, готовая в случае надобности тут же загородить меня от опасности.
— Все равно промой чистой водой, — посоветовал я, — и просуши, а то соль разъедает кожу. Ладно, если в постели нам подраться не светит, тогда что ж… Выйдем поодиночке, это так романтично, так романтично, пусть моя стража иззавидуется…