Вообще, идея классной библиотеки у народа подъёма энтузиазма не вызвала. Как-то не вдохновился народ этой идеей. Дело продвигалось очень медленно и со скрипом. Две недели я ездил по ушам всем и каждому в классе, выклянчивая у них книги. В конце концов, я так всех достал своей библиотекой, что мне, чтобы от меня отвязаться, начали нести из дома старые книжки.
— Всё потому, Миша, что не хватает ещё кусочка. Ещё какого-то фрагмента. Что-то мы упустили, не нашли. Вот мозаика и не складывается у нас. И если мы всё-таки найдём этот кусочек, то всё сразу станет понятно.
Блин! Про чернила я забыл! Книжный совсем в другой стороне. Вернуться? Не, лениво. Далеко идти. И кушать хочу. Ладно, потом как-нибудь схожу. Немного чернил у меня ведь ещё есть. К тому же, сейчас у меня каникулы. Зачем на каникулах нужны чернила? Если что писать надо, так у меня и шариковые ручки есть для этого. Это только в школе нам отчего-то запрещают писать шариковыми ручками. Какой в этом скрыт глубинный смысл — я не понимаю…
— Когда? Я даже и не знал, что ещё какая-то запись существует. Что за запись?
— Да, у нас гречка заканчивается, купи килограмм. И молока пару пакетов.
Вовсе меня не связали. Меня запеленали. Женщина в свободном халате сидит на кровати и держит меня на руках. Это что, выходит, что я теперь — младенец? А кто я? Взглянув на лицо кормящей меня женщины, я убедился в том, что она мне совершенно не знакома. Это не моя мать. Либо, если это мать, то, значит, я — это не я.