— Прошу простить, Константин Иванович, — чекист сразу взял предложенный тон, светясь от доброжелательности, если применимо это слово к этому человеку. — У меня действительно есть к вам разговор, полезный не только нам с вами, но и нашему руководству.
Петра Васильевича было не узнать — за секунды побелел лицом, осунулся, он невидяще уставился в лежащий перед ним листок бумаги, пухлая ладошка сжалась в крепенький кулачок, костяшки побелели, будто премьер хотел со всей силы кого-то ударить.
— Да, я понимаю это, Петр Васильевич. Как и то, что победить большевиков мы просто не в состоянии, слишком несоразмерны силы. И, более того — раз сто миллионов человек искренне считают, что коммунисты выражают их самые заветные чаяния, то победа невозможна по определению. Военная победа, я имею в виду, силой одного только оружия.
— Зачем тогда людей смущаете, несбыточные планы разрабатываете?! И на Деникина надежды не возлагайте — на юге чудом держатся! Его самого спасать надобно! Что мы там имеем? Крым и Северный Кавказ с Нижним Доном. Еще Закаспийская область вроде бы под контролем. В армии тысяч триста, не больше, две трети казаков и треть прочих — добровольцев и мобилизованных. Вроде много, но вся штука в том, что восполнить потери ему будет нечем. Наоборот — казаков старших возрастов на посевную увольнять нужно, хлеб-то необходим. Так что армия на добрую четверть сократится!
На перроне было пустынно, лишь свежий ветерок весело гонял мусор и поднимал клубы пыли у грязных, обшарпанных революционным лихолетьем вокзальных стен. Да трепетал обрывки насмерть приклеенных газет, что виднелись на толстой тумбе, служившей информационным обеспечением местного люда.
— Я не иудей, как вы считаете. Да и в руководстве нашей партии нет иудеев, хотя евреев достаточно, даже много. Если судить по введенной раньше, при царе, процентной норме для нас. Вы же советских людей национальностью не измеряли. Ведь так?